Перебирая свои рабочие тетради прошлых лет, я обнаружил запись, сделанную под впечатлением работы одного из семинаров, проводимых академиком Я. Б. Зельдовичем.

В те годы я был начальником отдела микроэлектроники в Особом конструкторском бюро Института космических исследований АН СССР. Микроэлектроника была основной конструкторско-технологической базой для создания бортовой космической аппаратуры. Поэтому аппаратуру для измерения реликтового излучения изготовляли в этом отделе.

Эксперименты по этой тематике, проводимые в космосе, назывались «Реликт-1» и «Реликт-2». 8 марта 2009 г. Я.Б.Зельдовичу исполнилось бы 95 лет. Из уважения к памяти выдающегося россиянина решил поделиться с читателями своими впечатлениями об одной из встреч  с ним.

Средняя Азия, восьмидесятые годы двадцатого столетия. Июль – макушка лета.  В  небе ни облачка. В это время года во Фрунзе термометр в тени показывает 35-40 градусов. Над размягченным асфальтом тротуаров и улиц дрожит зыбкое марево горячих восходящих потоков. Люди, как рыбы, широко раскрытыми ртами пытаются поймать глоток свежего воздуха, принесенного в город с заснеженных горных вершин случайным порывом шального июльского ветерка. Даже рассеянный зелеными кронами деревьев свет обжигает глаза.

В один из таких летних деньков мы, руководители и ведущие специалисты Особого конструкторского бюро Института космических исследований Академии наук СССР, собрались в конференц-зале лучшей в городе гостиницы «Пишпек». Кондиционированная полусумереченая прохлада зала, удобные мягкие кресла располагали к «интеллектуальному творчеству». Мы собрались на семинар для обсуждения теоретических основ космического эксперимента – проверки идеи Вселенского взрыва. Одним из ожидаемых результатов планируемого эксперимента должен быть однозначный ответ на извечный вопрос Человека: Бог ли создал Вселенную или Его вообще нет?

Докладчиком на семинаре выступал лауреат Ленинской и Государственных премий, доктор физико-математических наук, выдающийся ученый в области сверхмощных взрывов и  астрофизике академик Яков Борисович Зельдович. Большую часть своей научной жизни он посвятил физике взрыва и ударных волн. Среди советских ученых первым выполнил расчеты ядерной цепной реакции. За большой вклад в разработку боевой техники ему трижды присвоено звание Героя Социалистического Труда. Работая в те годы  заведующим отделом Института физических проблем и консультантом дирекции Института космических исследований АН СССР, он не мог остаться в стороне от экспериментальной проверки теории разбегающейся Вселенной.

Аппаратура для этих целей разрабатывалась под руководством доктора физико-математических наук

И.А. Струкова. Она предназначалась для определения степени анизотропии реликтового излучения и выделения галактической составляющей излучения в сантиметровом и миллиметровом диапазонах. Яков Борисович счел необходимым попытаться форсировать процесс  изготовления этой аппаратуры, что стало одной из причин  проведения  семинара.

Итак, в зале было прохладно и сумеречно. Мне, пишущему эти строки, пришлось открывать семинар, поэтому я сидел в первом ряду кресел в непосредственной близости от докладчика. Через пару кресел от меня в одиночестве сидела супруга Зельдовича. Даже на лицах юных влюбленных редко удается увидеть такую гамму чувств восторга и влюбленности в человека, какую излучало ее лицо, обращенное к докладчику.

Десятка три слушателей удобно расположились в мягких креслах. Через пару минут «человеческой» речи, в течение которых было сказано, что изначально материя существовала только в виде энергии элементарных частиц, но как-то в одночасье произошел мощнейший взрыв, докладчик одним махом нарисовал в левом верхнем углу доски жирную точку, через которую, по его мнению, проносились эти частицы. Затем обвел точку замкнутой кривой, отдаленно напоминавшей окружность. Заключительными штрихами рисунка были несколько стрелок, направленных в разные стороны от точки.

После чего спросил у пока бодрствующей аудитории: «Все понятно?» Дружный  ответ: «Да!»  Позже стало ясно, что это был апогей выступления. Пока писались первые две три буквы латинского алфавита первой из бесконечного количества формул, от доски доносилось постепенно затухающее бормотание. Вскоре стали слышны только поскрипывание и постукивание мела. Супруга Зельдовича изредка поглядывала в мою сторону, всем своим видом будто бы хотела сказать: «Каков! Каков гигантище! Ведь это гений, божество!»

Ритмично поскрипывал и постукивал  мел о грифельную доску длиной метров в шесть и пару метров в высоту, висевшую на стене освещенной сцены. Постепенно «проникая» в фантастически сложные и божественно красивые математические ходы и выверты, слушатели все глубже и глубже погружались в нирвану, в спокойный сон людей, труд которых наконец-то оценен по достоинству.

Справа от меня, очень по-домашнему, уже сладко посапывал мой коллега. Веки мои наливались свинцом. Я чувствовал, что голова норовит упасть на грудь и отрешиться от всего интересного, что происходит на сцене. Началась борьба добра и зла, т. е. сна и пробуждения. Вдруг скрип и ритмичное постукивание прекратились. Широко разлепив веки, я увидел Зельдовича стоящим лицом не к аудитории, нет! Он влюбленными глазами смотрел на супругу, всем своим видом как бы говоря: «Ну, каков я!» Затем, обращаясь к залу, спросил: «Вопросы есть?»

Обернувшись назад, я увидел, что большинство присутствующих пребывают в блаженном состоянии, хотя были уже и бодрствующие. Молнией в голове мелькнула мысль: человек так старался, так пушил хвост! И вдруг объект его стараний обнаружит, что все это не по адресу и этот доклад был бисером, который метали под ноги…Но мы были не физики, а электронщики, поэтому математическая информация такого уровня оказалась за пределами наших интересов.

Было жалко разрушать эту гармонию взаимного восторга между докладчиком и его супругой. Стало обидно за себя и коллег. Надо было как-то спасать ситуацию. Я издал какой-то кряхтящий звук с целью отвлечь внимание Зельдовича, чтобы он не успел рассмотреть умиротворенную аудиторию. Вскочил и, абсолютно не думая и не зная, что буду спрашивать, открыл рот.

Громкость моего голоса всегда была достаточна для озвучивания небольшого зала. Я почувствовал позади себя интенсивное движение, затем наступила тишина. Ну, думаю, все проснулись. А Зельдович, вот ведь умница, он уже все понял, и хотя в его глазах виднелась легкая обида, он четко отреагировал на меня и бодрым голосом произнес:  «Слушаю».

«Слушаю, слушаю», – чего слушаю, если я кроме его описания точки с окружностью и стрелок ничего не слышал. Окидываю взглядом двенадцать квадратных метров грифельной доски, исписанной мелкими буквами латинского алфавита в разных сочетаниях и перестановках. Чувствую, в зале затаили дыхание. В голове лихорадочно мечется: что же спросить? Что же спросить? И вдруг слышу свой собственный голос: «Откуда взялось то, что взорвалось?»

Глубокий вздох в зале, оживление, обсуждение услышанного вопроса. Зельдович напоминал потрясенную антилопу, мчащуюся с громадной скоростью, которую какая-то неведомая сила вдруг остановила на полном скаку. Ему как будто не хватало кондиционированного воздуха зала. Он прошелся вдоль доски в один конец, что-то бормоча себе под нос, потом в другой, изредка тыча мелом в доску. Присутствующие  в зале, в том числе и я, уже осмыслили вопрос, и, затаив дыхание, ждали. Каждому хотелось услышать какой-то, хотя бы  теоретический, пусть очень туманный ответ: есть ли Тот, кто где-то раздобыл и  поместил в эту точку эту материю, а затем где-то, нажав кнопку, устроил взрыв.

После минутного молчания, сильно смахивающего на смятение, мы услышали приблизительно следующее: «Ну, чего тут не понятно?» Он потыкал мелом в жирную точку, подрисовал еще несколько стрелок, исходящих из нее. Затем уперся кусочком мела в первую формулу: «Вот эта маленькая формула дает представление о потенциале этой точки, а после взрыва…» – тут его голос ожил, он вновь распушил хвост, затоковал, как тетерев, и стал лихорадочно заполнять новыми формулами небольшие, остававшиеся пока еще чистыми участки доски. Все разочарованно вздохнули. Было ясно, у него не только нет ответа, но этот вопрос никогда ему и в голову не приходил. Мы же с чем собирались, с тем и разойдемся.

На улице был июль, социализм, а мы все – воинствующие атеисты. Прошло немного времени, и созданная нами аппаратура на борту искусственного спутника Земли «Прогноз-9» принялась за дело. Но это уже начинались другие события.

Прошли еще годы, исчез с карты мира  СССР, нет с нами Я.Б. Зельдовича, но в памяти остались встречи с одним из  титанов двадцатого века, научными разработками которого и в наши дни пользуется и гордится Россия. А эта заметка пусть будет еще одним маленьким штришком в его биографии и в нашей благодарной памяти.

Анатолий Сасов,
доцент филиала «Протвино» Международного университета природы, общества и человека «Дубна»